Сожжённые деревни Монастырщинского района.

Весна 1945 года на все времена. Она озарена светом Великой Победы, подвигом нашего народа, победившего злейшего врага человечества – фашизм.

Люди вздохнули облегченно, всей грудью – больше нет войны! Отстрадали, отмучились, ликовали и плакали от радости в День 9 мая. И я была среди них, деревенская девчонка, мне было в ту пору 16 лет.

Моя родная деревушка Бурхово. И я пишу о ней. Вместе с ней мы прошли через все испытания войны, которые катились на нас валом. Она все знает, помнит то страшное время, когда страх, лишения, смерть, расправа над людьми были в каждом дне. И не было никакой пощады от лютого врага.

Деревня находится недалеко от большака, рукой подать. Тихая, мирная, со своим привычным житейским укладом. История ее давняя, корни в прошлых столетиях. Она словно на трех холмах расположилась. Три ровные живописные улицы тянутся друг к дружке. А посреди бежит, журчит живой проворный ручеек. Он спешит к красавице Вихре, туда его путь. Река Вихра катит свои воды вдоль всей деревни. Залюбуешься весной в половодье, когда плывут, громоздятся по водной стихии ледяные глыбы. Она становится необычайно широкой, до самых угодий совхоза Носково. Даже лодка бывает чуть видна на этой шири. Вихра  - это отрада, забава нашего детства. Сколько незабываемых событий, проказ оставила она в памяти: купание, плавание на челноке деревенского рыбака Ивана Павловича, ловля окуней, щук по всему броду корзинкой и плотвичек в скатерть под кустами у берегов, а там над самой водой свисали лиловые кисти «жавин», в берегах реки набирали мы сладкие коричневые орешки. Ох, и вкусны они были!

Деревня была многолюдной, на каждой улице шумная детвора. По утрам мы стайками спешили в свою Люблянскую школу – семилетку. Нас училось в ней более 200 ребят. Сколько завораживающих уроков мы получали от педагогов от бога по математике Льва Романовича Гоева, по литературе с Марфы Мартыновны Пасман, по географии Спиридона Корнеевича Частякова.

Наша художественная самодеятельность в школе, походы в осенний лес и сочинения на разные темы о природе, о родном крае. Одно мое сочинение учительница читала перед классом.

Колхозное село. Это было время рождения новой жизни в деревне, ее преобразования.

Так оно и было, по сути. Деревня становилась одной дружной семьей, коллективом. Наш колхоз назывался «Красный Луч». И первым его председателем был Борис Емельянович Штылев. Человек по характеру энергичный, беспокойный. Он старался сделать колхоз передовым, ведущим. Не все удавалось. Да и земли наши не отличались высоким плодородием, все больше песчаные, особенно наш Гай. Сенокосов мало. Луга заливные, но кочковатые, бугристые.

Но жили, как говориться, не тужили. Последним председателем перед войной был Андрей Демьянович Хроменков. Скромный, добродушный человек, он, как в пословице, и муху не обидит. Чуткий к людям, болел за дела родного колхоза. С ним мы встретили и войну.

Мы уже жили в напряжении. События фронтовые становились все ближе по сообщениям газет, радио. Но не верилось, что война настигнет нас. Но случилось, произошло.

Началась война 22 июня, а 16 июля немцы были уже в Монастырщине.

День клонился к вечеру. По большаку двигалась техника военная, машины, неслись мотоциклисты. Все мы это видели, все собрались на окраине деревни. А потом вся эта военная лавина хлынула с дороги по низине на деревню. С шумом, грохотом заполняли улицы зеленые мундиры, каски, дикие чужие голоса. Деревня поникла, притаилась, что будет дальше. Задымились костры, закричали во дворах куры, гуси, свиньи. Вокруг возник новый порядок. Хозяйничали чужеземцы. Началась немецкая оккупация. Какой она была? Страх сковывал людей. От него нельзя избавиться, некуда деться. Да и куда денешься, если карательные отряды разъезжали по деревням, полицейские выискивали патриотов, составляли списки и доносили в комендатуру, а там допросы, пытки и расстрел ни в чем неповинных людей. Молодежь угоняли в Германию. Это случилось и в нашей деревне, шестерых человек отправили в неволю. На дороге, куда нас выгоняли расчищать зимой снег полицейские избивали людей прямо на снегу плетью. Из деревни забирали коров, овец, свиней, хозяйничали враги. Мы жили одной надеждой, что придут наши, освободят нас от немецко-фашистской оккупации.

Этого дня мы дождались 23 сентября 1943 года. Но свое бегство, отступление фашисты сопровождали самой жестокой расправой над всем, что было на пути. Сжигали деревни, дым пожарищ стоял в воздухе пеленой, уничтожали все живое. Эта учесть постигла и мою деревню. Немцы сожгли ее всю. Осталось три дома по окраинам, а всего было в деревне около 60 дворов.

Мы с матерью уезжали в дальнюю деревню к родственникам. Так поступали и другие односельчане, вернулись на пожарище. Черная печная труба, остатки печи, обгоревшие яблони в саду и огромная груша, которая высилась возле дома и дарила нам каждый год обилие плодов.

Мать стояла, словно в оцепенении, тихо плакала, мы вокруг нее. Я не могу забыть ее глаза, полные горя и отчаяния, и слова: «Не плачьте, мы же все живы». Мать в эти горькие, страшные минуты переживаний нашла в себе силы подарить нам надежду, утешение.

Деревенские жители возвращались к своим опустевшим усадьбам. Словами трудно передать печальную картину, которая их ожидала. Черные пепелища, торчащие печные трубы, недогоревшие остатки изб. Опустошение. Тихо шумели уцелевшие березы, со сломанных обгоревших веток стекали не сладкие, а горькие слезы. Беда, горе людское лились рекой. Слезы были на лицах взрослых и детей в каждой семье и проклятье врагам за опустошенную деревню с их уст.

Начали как-то благоустраиваться. Кто в силах строили домишки, а больше времянки, землянки. Трудно деревне было возродится в былой красе. Сил на это было мало. Да еще и война продолжалась. Но взялись все дружно после войны за восстановление разрушенного врагом хозяйства. Создали большую молочно-товарную ферму, сеяли прекрасные льны. Колхоз в послевоенные годы был в ряду передовых хозяйств района. Это была непередаваемая победа над всем, утраченным, что унесла война, уже на мирном фронте.

А сейчас деревня Бурховою, как и все на селе, в упадке, в ожидании лучших времен, но жива, хотя очень постарела. И как хочется верить, что найдутся силы, способные вдохнуть в нее новую жизнь. Я бываю в родном уголке. Он завет к себе.  Похожу, поброжу, всем заветным местам поклонюсь, иначе не могу.