Нам жить и помнить

Сожжённые деревни Монастырщинского района.

Меновщикова Мария

7 класс

Детское отделение

Монастырщинское МЦБО 

2009 год

Вон мать бежит по улицам селенья,

Прижав к груди убитое дитя.

Вон с беженцами бабушка моя,

Пять, маленьких сирот с собой ведя,

Идет на север выжженной дорогой.

                                          Сильва Капутикян.

Во время Великой Отечественной войны моей бабушке Левченковой (Мачульской) Павлине Ивановне (ныне покойной) было 18 лет, а ее брату Левченкову Николаю Ивановичу исполнилось 12 лет.

Дедушка Николай рассказывает:

Наша деревня Семоржа Кадинской сельской администрации Монастырщинского района Смоленской области находится на границе с Республикой Беларусь, в 3км до д. Волынцево Горецкого района Могилевской области  и 12 км до д. Кадино Кадинской сельской администрации.

До войны деревня была большая, сколько жителей проживало, он не помнит, но в деревне было начальная школа, клуб, две большие мельницы, свиноферма, телятник, ферма.

Во время войны их отец копал окопы в д. Викторово Краснинского района, а мать в 1943 году умерла. Дети, а всего их было четверо, жили одни, но под присмотром родственников.

День 27 сентября 1943 года он запомнил хорошо.

Немцы отступали, родители собрали всех детей и отправили в «беженцы» в д. Тишковку, д. Ходнево, д. Перепечино.

Там их прятали под полом. Целые сутки просидели дети в укрытии. На следующий день, когда миновала опасность их, отправили домой через поселок Морги. Когда подходили к деревне, страшная картина открылась перед глазами: мельницы еще горели, почти вся деревня была сожжена, черные закопченные печные трубы возвышались над пепелищем на том месте, где когда-то стояли их дома, обугленные деревья, яблони.

Уцелело всего несколько домов. В этих домах и жили погорельцы по 5-6 семей в каждом доме. Копали землянки, семья моего дедушки жила 12 лет в кузнице.

После войны деревня отстроилась. Сейчас в ней 6 жилых домов и проживает 11 человек.

Василькова Мария Ивановна

пенсионерка

Детское отделение

Монастырщинское МЦБО

2009 год

Наша деревня Люблино находилась влево от д. Скреплево – 1км, в 4км от поселка Монастырщина. Окружали деревню д. Скреплево, д. Бурхово, д. Котово и д. Александровка.

Располагалась она в очень неудобном месте, в низине. Проехать можно было только летом в сухую погоду и зимой в мороз. Весной и осенью было очень трудно добраться до деревни.

Посреди деревни было озеро, с 3-х сторон оно было окружено явором (аиром), а с 4-й стороны проходила дорога, по которой из Татарской зоны и близлежащих деревень люди ездили в поселок Монастырщину. Часто ночевали в нашем доме, так как дом стоял у самой дороги возле озера. Деревня была небольшая, до 25 домов, но у нас была семилетняя школа, в которой обучалось более 200 учеников из д. Мохначевка, д. Скреплево, д. Бурхово, д.Малейково и д. Александровка.

Работали очень хорошие учителя:

Гоев Лев Романович и его жена Гришанова Зинаида Трофимовна, которые после войны работали в Татарской средней школе; Чистяков Спиридон Корнеевич – географ, он после войны работал в Зальновской школе, мой дядя Новиков Павел Иванович и его жена Сафронова Анна Андреевна – учителя начальных классов и моя любимая учительница русского языка и литературы Пасман Марфа Мартыновна (во время войны она жила в нашей семье).

Колхоз наш «1-е Мая» был не очень сильным, потому что было мало рабочей силы, а техники не было. Много лет председателем колхоза работал мой отец Новиков Иван Иванович.

Очень трудоемким в обработке был лен. Вся работа велась вручную, поэтому всю зиму женщины работали со льном, делали тресту.

Жители нашей деревни были очень дружными, какие праздники устраивали! Гуляла вся деревня. Не было никаких скандалов, пьянок.

Весь уклад жизни деревни был нарушен страшным словом «война».

16 июля 1941 года по большаку (дороге) сплошным потоком шли машины и мотоциклы с колясками. Из нашей деревни со стороны д. Бурхово все это было хорошо видно. А в конце июля эти звери появились у нас в деревне. Это был настоящий переполох. Где-то ловили кур, в другом дворе визжали свиньи. Немцы требовали молока, яиц и забирали все, что на них глянуло.

Через деревню угоняли на восток много скота, а в скором времени появились убегавшие из лагерей пленные. Некоторые оставались жить и работать в семьях, так как мужчины ушли на фронт.

Очень трудной была зима 1942 года. Всех трудоспособных выгоняли на очистку дороги. Наш участок был от сырзавода в сторону д. Котово. Если  не успевали очищать снег к 12-13 часам, то полицейские били нас плетками. А снега были очень большими, не всегда хватало сил забрасывать кверху снег.

Землю разделили на полосы для каждой семьи. А что могли сделать старики, женщины и дети? Пахали на коровах, копали лопатами, но все-таки сеяли и убирали, выживали, кто как мог.

В январе 1942 года перед заходом солнца очень хорошо со стороны Монастырщины была слышна какая-то стрельба. Оказалось, что это расстреливали евреев. Около тысячи человек было расстреляно в тот злополучный день.

К нам в деревню редко наведывались немцы, потому что не было дороги.

А вот летом 1942 года в деревне поселились «власовцы». В нашем доме была кухня. Нас выгнали в сарай, и в дом не имели возможности зайти. Есть мама, варила на костре. Очень свирепы были «власовцы». Деревня замерла. Осенью они убрались от нас.

Весь 1943 год (до освобождения) был не легче чем 1942 год. Но с приходом наших войск жизнь изменилась в корне. Морально мы стали свободны.

Вот только деревню нашу сожгли полностью. Мы всей деревней прятались в кустах возле д. Александровка. И нам было видно, как немцы поджигали каждый дом. Первая загорелась школа, за ней наш дом и далее все дома. Остались две или три хатчонки и колхозный амбар.  Амбар разделили для погорельцев на 3 семьи. Нас в семье было 4 человека, брату 4 года, дедушке 75 лет и мы с мамой. Строили землянки и даже построили один большой дом, где поселились три семьи. Семья Коноровых – 5 детей и мать – инвалид и еще две многодетные семьи.

Сожгли и д. Бурхово, остальные деревни сельского совета уцелели.

1945 год. Это был такой праздник, о котором никогда не забудешь. Бесконечные слезы радости и горя. Стали возвращаться с фронта мужчины. Их вернулось очень мало. Наша семья вскоре переехала в поселок Монастырщина. Продали корову и купили маленький домик.

Наши земляки переехали в д. Скреплево и в п. Монастырщина.

Деревня не восстановилась.

 ЗАХАРЕНКОВА Александра Федоровна.

 Пенсионерка, ветеран  труда.

 Детское отделение,

 «Монастырщинское МЦБО»

2009 год.

Весна 1945 года на все времена. Она озарена светом Великой Победы, подвигом нашего народа, победившего злейшего врага человечества – фашизм.

Люди вздохнули облегченно, всей грудью – больше нет войны! Отстрадали, отмучились, ликовали и плакали от радости в День 9 мая. И я была среди них, деревенская девчонка, мне было в ту пору 16 лет.

Моя родная деревушка Бурхово. И я пишу о ней. Вместе с ней мы прошли через все испытания войны, которые катились на нас валом. Она все знает, помнит то страшное время, когда страх, лишения, смерть, расправа над людьми были в каждом дне. И не было никакой пощады от лютого врага.

Деревня находится недалеко от большака, рукой подать. Тихая, мирная, со своим привычным житейским укладом. История ее давняя, корни в прошлых столетиях. Она словно на трех холмах расположилась. Три ровные живописные улицы тянутся друг к дружке. А посреди бежит, журчит живой проворный ручеек. Он спешит к красавице Вихре, туда его путь. Река Вихра катит свои воды вдоль всей деревни. Залюбуешься весной в половодье, когда плывут, громоздятся по водной стихии ледяные глыбы. Она становится необычайно широкой, до самых угодий совхоза Носково. Даже лодка бывает чуть видна на этой шири. Вихра  - это отрада, забава нашего детства. Сколько незабываемых событий, проказ оставила она в памяти: купание, плавание на челноке деревенского рыбака Ивана Павловича, ловля окуней, щук по всему броду корзинкой и плотвичек в скатерть под кустами у берегов, а там над самой водой свисали лиловые кисти «жавин», в берегах реки набирали мы сладкие коричневые орешки. Ох, и вкусны они были!

Деревня была многолюдной, на каждой улице шумная детвора. По утрам мы стайками спешили в свою Люблянскую школу – семилетку. Нас училось в ней более 200 ребят. Сколько завораживающих уроков мы получали от педагогов от бога по математике Льва Романовича Гоева, по литературе с Марфы Мартыновны Пасман, по географии Спиридона Корнеевича Частякова.

Наша художественная самодеятельность в школе, походы в осенний лес и сочинения на разные темы о природе, о родном крае. Одно мое сочинение учительница читала перед классом.

Колхозное село. Это было время рождения новой жизни в деревне, ее преобразования.

Так оно и было, по сути. Деревня становилась одной дружной семьей, коллективом. Наш колхоз назывался «Красный Луч». И первым его председателем был Борис Емельянович Штылев. Человек по характеру энергичный, беспокойный. Он старался сделать колхоз передовым, ведущим. Не все удавалось. Да и земли наши не отличались высоким плодородием, все больше песчаные, особенно наш Гай. Сенокосов мало. Луга заливные, но кочковатые, бугристые.

Но жили, как говориться, не тужили. Последним председателем перед войной был Андрей Демьянович Хроменков. Скромный, добродушный человек, он, как в пословице, и муху не обидит. Чуткий к людям, болел за дела родного колхоза. С ним мы встретили и войну.

Мы уже жили в напряжении. События фронтовые становились все ближе по сообщениям газет, радио. Но не верилось, что война настигнет нас. Но случилось, произошло.

Началась война 22 июня, а 16 июля немцы были уже в Монастырщине.

День клонился к вечеру. По большаку двигалась техника военная, машины, неслись мотоциклисты. Все мы это видели, все собрались на окраине деревни. А потом вся эта военная лавина хлынула с дороги по низине на деревню. С шумом, грохотом заполняли улицы зеленые мундиры, каски, дикие чужие голоса. Деревня поникла, притаилась, что будет дальше. Задымились костры, закричали во дворах куры, гуси, свиньи. Вокруг возник новый порядок. Хозяйничали чужеземцы. Началась немецкая оккупация. Какой она была? Страх сковывал людей. От него нельзя избавиться, некуда деться. Да и куда денешься, если карательные отряды разъезжали по деревням, полицейские выискивали патриотов, составляли списки и доносили в комендатуру, а там допросы, пытки и расстрел ни в чем неповинных людей. Молодежь угоняли в Германию. Это случилось и в нашей деревне, шестерых человек отправили в неволю. На дороге, куда нас выгоняли расчищать зимой снег полицейские избивали людей прямо на снегу плетью. Из деревни забирали коров, овец, свиней, хозяйничали враги. Мы жили одной надеждой, что придут наши, освободят нас от немецко-фашистской оккупации.

Этого дня мы дождались 23 сентября 1943 года. Но свое бегство, отступление фашисты сопровождали самой жестокой расправой над всем, что было на пути. Сжигали деревни, дым пожарищ стоял в воздухе пеленой, уничтожали все живое. Эта учесть постигла и мою деревню. Немцы сожгли ее всю. Осталось три дома по окраинам, а всего было в деревне около 60 дворов.

Мы с матерью уезжали в дальнюю деревню к родственникам. Так поступали и другие односельчане, вернулись на пожарище. Черная печная труба, остатки печи, обгоревшие яблони в саду и огромная груша, которая высилась возле дома и дарила нам каждый год обилие плодов.

Мать стояла, словно в оцепенении, тихо плакала, мы вокруг нее. Я не могу забыть ее глаза, полные горя и отчаяния, и слова: «Не плачьте, мы же все живы». Мать в эти горькие, страшные минуты переживаний нашла в себе силы подарить нам надежду, утешение.

Деревенские жители возвращались к своим опустевшим усадьбам. Словами трудно передать печальную картину, которая их ожидала. Черные пепелища, торчащие печные трубы, недогоревшие остатки изб. Опустошение. Тихо шумели уцелевшие березы, со сломанных обгоревших веток стекали не сладкие, а горькие слезы. Беда, горе людское лились рекой. Слезы были на лицах взрослых и детей в каждой семье и проклятье врагам за опустошенную деревню с их уст.

Начали как-то благоустраиваться. Кто в силах строили домишки, а больше времянки, землянки. Трудно деревне было возродится в былой красе. Сил на это было мало. Да еще и война продолжалась. Но взялись все дружно после войны за восстановление разрушенного врагом хозяйства. Создали большую молочно-товарную ферму, сеяли прекрасные льны. Колхоз в послевоенные годы был в ряду передовых хозяйств района. Это была непередаваемая победа над всем, утраченным, что унесла война, уже на мирном фронте.

А сейчас деревня Бурховою, как и все на селе, в упадке, в ожидании лучших времен, но жива, хотя очень постарела. И как хочется верить, что найдутся силы, способные вдохнуть в нее новую жизнь. Я бываю в родном уголке. Он завет к себе.  Похожу, поброжу, всем заветным местам поклонюсь, иначе не могу.

Сожжена не только д. Семоржа, но и поселок Морги и д. Танцы.

Мелехова Полина

Гоголевская библиотека,

«Монастырщинское МЦБО»

2009 год.

Когда началась война, моему дедушке Петухову Владимиру Федосовичу было 13 лет, а сейчас ему 81 год исполнился. Он хорошо помнит события военных лет и часто о войне рассказывает нам, учащимся Гоголевской школы Монастырщинского района. Мало в деревне тех людей, кто помнит войну и рассказы дедушки мы всегда слушаем с большим вниманием. Вот один из них о Сливинской трагедии.

- В середине июля 1941 года наша местность была занята немцами. Из поколения в поколение будут передаваться рассказы о зверствах фашистов на оккупированной территории. Под видом борьбы с партизанами они жгли деревни, расстреливали мирных жителей. Около 200 деревень Смоленщины постигла участь белорусской Хатыни. «Огненными» их называют в народе. Деревня Сливино одна из таких деревень на Смоленщине, она до единого двора была сожжена оккупантами, чудом в живых остались ее жители. В Сливине до войны, насчитывалось 76 дворов и в них проживало 268 человек. Был в деревне отдельный колхоз, начальная школа, семьи были крепкими, работоспособными. В сенокосную пору на луга выходили более 60 мужчин – косарей. Немцы в деревню наведывались часто, но после их посещений не досчитывались коров, свиней, овец и другой живности. Прошли два долгих года оккупации. Под натиском наших войск фашисты откатывались на запад, фронт приближался.

В сентябре 1943 года жители деревни окончательно убедились, что немцы отступают. По большаку, который проходил в 1,5 км от деревни потянулись немецкие обозы, техника. Все ожидали приход Красной Армии. Но именно в эти сентябрьские дни произошла трагедия в судьбе деревни и ее жителей. А было это так: Карательный отряд изменника Родины Кленова, известного в районе жестокостью численностью в 15 – 20 человек расположился в перелеске близ деревни. Кленовцы мародерствовали, они хорошо знали, что Красная Армия успешно наступает и вот-вот придет расплата, и каждый получит по заслугам за свои деяния. Стараясь как-то смягчить свою вину, они почти всем отрядом ушли из-под контроля немцев и стали выдавать себя за партизан. 21 сентября, появившуюся в деревне машину с немецкими солдатами они  обстреляли возле школы. В результате перестрелки среди немцев были убитые и раненые. Немцы быстро сообщили об этом своим войскам, отступающим по большаку Хиславичи – Монастырщина. Вскоре немецкие солдаты цепью быстро приблизились к деревне и окружили ее. Они обстреливали деревню зажигательными пулями. Сразу в нескольких местах загорелись избы, черный дым повалил к небу, треща, огонь набирал силу. Жители в панике бежали кто куда, но уйти из окруженной деревни было не возможно, их всех согнали к не горящему колхозному сараю. Картина была ужасающая: горели около тридцати крестьянских дворов, жителей около двухсот человек поставили в шеренгу возле стен сарая, выставили пулеметы – предупредили, что малейшее движение и «капут». А потом стали осматривать сарай изнутри, они возбужденно переговаривались и утвердительно кивали головами. По-видимому, у них появился план расправы с жителями деревни – загнать в сарай и поджечь. Люди понимали это и стояли, молча, плакали дети, утирали слезы женщины, суровы были лица у стариков. Немцы ожидали распоряжения, какого-то начальника, и вот появился офицер. Стало тихо. Вдруг от сарая отделилась женщина. В деревне находили приют беженцы, среди них и была эта женщина – учительница, хорошо владевшая немецким языком. Она быстро направилась к офицерам. Солдаты схватились за оружие.

- Стойте, не стреляйте, - сказала она.

Не побоявшись направленных на нее автоматов, она сумела доказать, что нападения на машину было совершено не местными жителями, а полицейскими. После некоторого раздумья офицер распорядился отменить смертную казнь жителей деревни и эвакуировать их на запад. А деревню немцы сожгли дотла. На следующий день, они ходили с факелами и поджигали уцелевшие постройки. При перестрелке погибли жители деревни Галаева Фекла и ее девятнадцатилетняя дочь Ольга.

Несколько дней вплоть до прихода советских войск жители деревни прятались, где кто мог по разным деревням.  И наконец пришли воины Красной Армии, которые освободили население и нашу местность от оккупантов. А карателей – «кленовцев» выловили. И судил Кленова наш советский суд, определив меру наказания – 10 лет.

Весной 1944 года в деревню стали возвращаться ее жители стали строить шалаши, землянки. Все было – и голод и холод. Но работали все. Кроме того еще помогали фронту – растили хлеб. Да разве можно рассказать обо всем пережитом! Главное в своем горе мы не были одиноки. Нам помогало государство, соседние колхозы и простые русские люди. Вот такую страшную трагедию пережили сливинцы.

21 сентября 1993 года в Смоленской области была проведена акция сожженных деревень, в том числе и в д. Сливино. При въезде в деревню установлена памятная доска, на которой указано, что 21 сентября 1943 года д. Сливино была полностью сожжена фашистами захватчиками. На месте установления памятной доски состоялся митинг жителей д. Сливино».

Вот такой рассказ моего дедушки.

Загорельский Владислав

11 класс

Детское отделение,

«Монастырщинское МЦБО»

2009 год.

Мой дедушка Загорельский Михаил Илларионович родился в деревне Коровино Железняковского сельского Совета Монастырщинского района. Деревня находилась в нескольких километрах от деревни Железняк. Дедушка учился в Железняковской восьмилетней школе. Детство его пришлось на военное время.

Многое рассказывал он нам, детям и внукам своим. Вот один из его рассказов, очевидцем, которого он был и хорошо все помнил, потому, что ему в то время шел 15-й год.

Накануне войны в д. Железняк жила многодетная семья Симаковых. Таких семей тогда было немало. Глава семьи, Григорий Емельянович, работал в Монастырщинском финансовом отделе инспектором. Его жена, Анна Емельяновна, работала в колхозе. У них было 9 детей. Старший сын, Кузьма, в 1940 году окончил Железняковскую школу и уехал в Ленинград в школу ФЗО.

Началась Великая Отечественная война. В районе формировалась группа из членов партии и руководителей районных организаций для работы в тылу. В эту группу вошел и Григорий Емельянович. В июле наша местность была оккупирована.

Созданная для подпольной работы группа распалась. Григорий Емельянович ушел в подполье и скрывался у родственников и друзей. Это стало известно немецким властям. Они стали терроризировать его семью, лишили ее всего необходимого. Анна Емельяновна и дети вынуждены были пойти с сумой, чтобы как-то спастись от голодной смерти. Земляки уважали эту семью и делились с ней последним куском хлеба. Только благодаря отзывчивости русских людей того поколения, их всесторонней помощи семья смогла просущество­вать до сентября 1943 года.

Немцы отступали под натиском Красной Армии, близился час освобождения нашей родной земли. Но, отступая, фашисты уничтожали общественное имущество, жгли постройки. Рас­правлялись, с неугодными и непокорившимися людьми. Этим и решили воспользоваться бургомистр волости и местный поли­цай. По их настоянию и доносу в ночь с 24 на 25 сентября 1943 года гестапо арестовало Анну Емельяновну и ее семерых детей. Старшая дочь Елена в 1942 году была угнана в Германию на рабские работы. Старший сын Кузьма был на фронте, он был призван в армию в Ленинграде. Елены сейчас в живых уже нет: слишком тяжела была утрата, потеря матери и семерых, сестер и братьев. Да и находясь в немецком рабстве, она подорвала свое здоровье.Семья после ареста была увезена в п. Монастырщину и по­мещена в подвал около оврага, который разделял Монастырщи­ну и Дудино. В этом подвале было собрано около 50 узников. В ночь с 26 на 27 сентября уходящие каратели облили подвал бензином и подожгли. В огне погибли все узники, которые там находились.

27 сентября рано утром в Железняк вступили войска Крас­ной Армии. Пришло освобождение, а о семье Симаковых ничего не было известно. Лука Андреевич Филиппенков пошел пешком в Монастырщину узнать судьбу своих родственников. Военный комендант указал ему место казни. Там уже работала чрезвычай­ная комиссия. Ему разрешили осмотреть погибших. Он тут же узнал «своих», хотя они были сильно обгоревшие. Наутро 28 сентября Лука Андреевич и Ефим Тимофеевич Ващенков запрягли две телеги, взяли два одежных шкафа и поехали в райцентр. Всех погибших уложили в два шкафа и тронулись на Железняк, На пути эта траурная процессия, остановилась в д. Белая Горка, так как это была родина Анны Емельяновны. В то время был жив ее отец, Емельян Сергеевич. Ему было 85 лет. Когда подвели этого старого человека, раскрыли шкафы, и он увидел свою дочь и семерых внуков, он зарыдал, как ребенок, тут же упал, потерял сознание. Его отнесли в дом. Вскорости он скончался, не мог перенести такого. Здесь присутствовало все население деревни.

Отсутствуют на фотографии погибшие Лилия Григорьева, Зинаида Григорьевна и Вера Григорьевна, дочери Симаковых.

После освобождения возвратился домой отец семейства Григорий Емельянович, по-прежнему стал работать в райфинотделе, женился.

Симаковы были похоронены на гражданском кладбище в д. Железняк. На могиле установлен памятник, где на мраморе высечены имена погибших: Симакова Анна Емельяновна - мать, Симакова Анастасия Григорьевна - дочь, Симаков Александр Григорьевич - сын, Симакова Нина Григорьевна - дочь, Симако­ва Галина Григорьевна - дочь, Симакова Лилия Григорьевна -дочь, Симакова Зинаида Григорьевна - дочь, Симакова Вера Григорьевна - дочь.

Захаров Игорь

3 класс

Любавичская сельская библиотека

«Монастырщинское МЦБО»

  2009 год

Деревня Платково находилась в 5 км от деревни Любавичи Любавичской сельской администрации Монастырщинского района. С одной стороны деревни ее окружал лес, с другой протекала река Вихра. В деревне был крахмалопаточный завод, мельница, куда со всей округи привозили на лошадях молоть зерно, плотина, сделанная из прутьев, камней и всяких подручных средств. В деревне Платково проживало более 200 человек, в 50-ти домах.

Началась Великая отечественная война, всех мужчин призвали на фронт, в деревне остались женщины, старики и дети.

27 сентября 1943 года немцы на пароме перебрались со стороны деревни Крупец в деревню Баченки и двинулись в направлении деревни Платково.

В это раннее утро моя прабабушка Худащевская Ефросинья Трофимовна вышла на улицу и видит, со стороны мельницы пламя пожара. Она вошла в дом, и говорит своим дочерям Шуре и Ане, а также своей сестре и племяннику: «Не пугайтесь, горит деревня».

Они выбежали на улицу и видят, как немцы с факелами на лошадях верхом поджигают крыши домов.

Дом моей прабабушки находился на окраине деревни, и пока немцы подъехали к их дому, они успели вынести кое – какие вещи, скарб.

Немцы сожгли все дома, кроме одного – Федосеенковой Химы Семеновны (ныне покойной), сожгли мельницу, крахмалопаточный завод, жителей деревни не тронули.

По-видимому, они узнали, что в деревне есть завод, мельница, плотина и решили все это сжечь. Все жители ушли в овраги. Моя прабабушка с двумя дочерьми, сестрой и племянником больше суток сидели во рву.

Немцы ушли и через некоторое время появились партизаны. Потом все стали копать себе землянки.

Наступили холода, и люди вынуждены были проситься на постой к жителям деревни Войнино и деревни Шелеговка, где их и приютили.

Мою прабабушку и ее дочерей приютила Буракова Степанида, там они прожили до весны, а затем стали строить свой дом. На следующую зиму они перешли в него жить, но он еще был не достроен, т.е. без полов и без печи. Вместо печи была поставлена грубка (буржуйка).

После войны завод и мельница были  восстановлены.

Записано со слов Худащевского Виктора Трифоновича из рассказа его матери Худащевской Ефросиньи Трофимовны (ныне покойной).