Интервал между буквами (Кернинг):
Анна Дворсон «Холокост в моей семье»
…Мне 14 лет. Я живу в России, в небольшом промышленном городе Рыбинске, раскинувшем свои кварталы на два десятка километров вдоль Волги. Здесь родилась я, родился мой папа, родились мои бабушка и дедушка, я очень люблю свой город.
А вот моя мама и другие бабушка с дедушкой родились в районом центре Монастырщина, что расположен в Смоленской области. Туда я каждое лето приезжаю на каникулы. Там жила моя прабабушка Хана, в честь которой назвали меня. В моем имени продолжает жить прабабушка Хана Агранат.
Мы живем в России. Мой родной язык — русский. В нашей семье все говорят на этом языке. Некоторые еврейские слова знают только бабушки и дедушки.
В Монастырщине каждый раз мы всей семьей ходили к высокому мраморному обелиску. На нем было начертано: «Здесь покоятся останки более тысячи советских граждан: женщин, стариков и детей, замученных и убитых фашистами 9 января 1942 г. Вечная память погибшим! Родные! Память о вас живет и вечно будет жить в наших сердцах! Монастырщина. 1967 год». Он сооружён на мирские пожертвования всего Монастырщинского района Смоленской области.
Я поняла только сейчас: в братской могиле лежал прах моих соплеменников, в том числе двух моих двоюродных прабабушек, первой жены моего прадедушки и пяти их маленьких детей. Все они, безвинно убитые, конечно же, были советскими гражданами, но евреями по национальности. Это не было указано в надписи на обелиске, но это хорошо знают все монастырщинцы.
Инициатором, организатором и прорабом возведения обелиска был мой дедушка Рува Малкин. Он и выступил на его торжественном открытии, приуроченном к 26-й годовщине расстрела немецкими фашистами монастырщинских евреев. Вот что он сказал (текст воспроизвожу по первоисточнику, бережно сохраняемому дедушкой).
"Товарищи!
По поручению комиссии по сооружению обелиска в поселке Монастырщина разрешите сердечно поблагодарить всех товарищей, принявших участие в создании обелиска, за помощь, которую вы оказали в сборе средств, за то, что вы сегодня съехались из разных мест нашей страны на открытие обелиска и этим почтили память своих родных, близких и знакомых.
Более четверти века отделяет нас от того времени, когда на этом месте были замучены немецкими палачами свыше 1000 советских граждан.
Фашисты в нашем поселке, как и в других оккупированных районах, были зверски изобретательны в способах физического мучения и морально-психологического унижения человека. Поставив себе задачей уничтожить как можно больше советских людей, они расстреливали, вешали и заталкивали их в душегубки.
Перед тем, как предать свои жертвы мучительной смерти, они выматывали их непосильным трудом, обессиливали голодом, травили специально натренированными собаками, ежедневно, ежечасно унижали их достоинство, пытались вытравить всё человеческое.
И вот здесь фашисты зверски замучили сотни женщин и детей, стариков и под-ростков, каждый из погибших был живым, здоровым человеком, человеком со своими радостями, горестями, мечтами. Здесь были замучены люди разных возрастов, разных профессий — это медицинские работники, учителя, партийные и хозяйственные работники. Так, например Лида Александровна Курковская — директор Карховской школы, член партии, активный общественник, Ида Персикова — комсомолка, 18 лет, учительница Могилевкина Рива Абрамовна, комсомолка, 19 лет, и многие, многие другие. А сколько таких было убито, трудно сказать, их имена и всех погибших здесь будут вечно помнить все честные граждане.
Глядя на наше вчера, мы думаем о будущем, самое дорогое на свете — человеческая жизнь. Её нужно беречь."
Я держу в руках лист с текстом дедушкиной речи, я рассматриваю фотографии, на которых рядом с обелиском стоит мой дедушка, такой молодой, а на нескольких снимках вижу задорную девчонку с косичками — мою маму, которой тогда было столько же лет, сколько мне сейчас.
Антисемитская идеология была положена в основу программы Национал-социалистической немецкой рабочей партии и обоснована в книге Гитлера «Моя борьба». Некоторые историки полагают, что патологическая ненависть бесноватого фюрера к евреям была вызвана его неудачами во взаимоотношениях с девушкой еврейской национальности. Воистину только сумасшедший мог свою собственную неприязнь к евреям возвести в ранг государственной политики.
После прихода к власти в Германии в 1933 г. Гитлер проводит последовательную политику государственного антисемитизма. Евреи изгонялись с государственной службы, из школ и университетов, медицинских учреждений, средств массовой информации.
В 1938 г. мир был потрясен событиями Хрустальной ночи, организованной гестапо. В ночь с 9 на 10 ноября были сожжены или разрушены все 1400 синагог Германии, разграблены еврейские дома, магазины, школы. 91 еврей был убит, несколько тысяч ранены, десятки тысяч отправлены в концентрационные лагеря.
В 1939 г., с началом Второй мировой войны, после захвата Польши под контролем нацистов оказались более 2 миллионов евреев этой страны. Там в городах неподалеку от крупных железнодорожных станций стали создаваться специальные еврейские кварталы (гетто).
Самое крупное гетто Европы было создано в 1940 г. в Варшаве (500 тысяч евреев). Нацисты создали на территории Польши шесть лагерей смерти, главным из которых стал Освенцим. Коричневая чума медленно, но неумолимо придвигалась к западным границам СССР...
До войны Монастырщинский район, издавна облюбованный еврейскими поселенцами, отличался зажиточностью. Еврейская община была самой многочисленной на Смоленщине. В этом районе исконно русской области функционировали еврейские школы. Еврейские колхозы ходили в передовых. В деревнях с преобладающим еврейским населением действовали синагоги (Любавичи, Бохот, Татарск) В районе было много семей смешанных браков. Они так же прошли через ад гетто.
В субботу 21 июня 1941 г. в Монастырщинском районе проходила военизированная игра, больше похожая на небольшие армейские учения. Ее итоги должны были подводиться назавтра. Однако на рассвете что-то произошло, поскольку райвоенкома, наблюдавшего за игрой, срочно вызвали в Смоленск. К полудню всё прояснилось — война! На площади Монастырщины вспыхнул митинг под лозунгом: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа — за нами!» Юноши и девушки буквально осадили райвоенкомат и райком комсомола и требовали немедленно отправить их на фронт для борьбы с ненавистным врагом.
С фронта же, к сожалению, шли нерадостные вести. Советские войска отступали. Становилось всё больше беженцев. Среди них всё чаще и чаще стали встречаться группы красноармейцев, вырвавшихся из окружения.
10 июля 1941 г. началось Смоленское сражение. Фашисты прорвали нашу оборону и по двум направлениям обошли Монастырщинский район, на территории которого советских войск не было. 18 июля передовые отряды гитлеровцев вышли к райцентру Монастырщина. Начался черный период оккупации, длившийся долгих два года (по конец сентября 1943 г.).
Всё это время на территории района крупные вражеские войсковые группы не размещались. Тем не менее крови людской захватчики пролили предостаточно. Власть в Монастырщине осуществляла военная полевая комендатура, которую возглавлял лейтенант Лютц.
Первым делом фашисты стали искать людей, на которых они могли положиться. Именно этих изменников они назначали старостами и полицаями в селах и деревнях, приказав им выполнять самим и довести до населения целый ряд жестких предписаний. В частности, должны были быть составлены списки еврейского населения, а одежда евреев должна была помечаться желтыми звездами.
Для устрашения населения в августе 1941 г. на центральной площади Монастырщины была сооружена виселица, и в тот же день на ней были повешены шестеро неизвестных. Впоследствии на этой виселице мученически завершили свой жизненный путь немало русских людей, пытавшихся спасти евреев от уготовленного им жуткого конца.
В ноябре 1941 г. в Монастырщину прибыл новый состав военной полевой комендатуры во главе с капитаном Паулем Речке. По сравнению со своим предшественником этот головорез оказался более инициативным. Первым делом по прибытии он отдал приказ об организации на окраине Монастырщины гетто для еврейского населения. Для этого по обе стороны одной из улиц села освободили три десятка домов, обнесли их забором с колючей проволокой, снабдили надежной вооруженной охраной из полицаев и загнали туда все еврейские семьи, проживавшие ранее как в самой Монастырщине, так и в окрест лежащих деревнях.
Более чем восьми сотням людей пришлось ютиться в страшной тесноте: по тридцать человек в доме. Не мудрено, что очень скоро в гетто начался голод и вспыхнули болезни. Когда в Монастырщине появились заболевшие тифом, немецкое руководство и его приспешники не стали долго думать, откуда пришла напасть. Вывод, во многих отношениях удобный для них, напрашивался сам собой — из гетто!
Капитан П. Речке доложил вышестоящему командованию о вспышке эпидемии и о гетто как о наиболее вероятном источнике инфекции. Сверху последовал приказ: всех обитателей гетто уничтожить.
Для проведения акции в Монастырщину прибыл взвод эсэсовцев в количестве 10 человек. Им в помощь придали местных полицаев, а
также отряд «украинских казаков», сформированный из военнопленных.
9 января 1942 г. эти изверги в человечьем обличье ударами прикладов, плетьми согнали всех обитателей гетто в четыре дома, выставили надежную охрану, а потом партиями по сто человек конвоировали к сырзаводу, где загоняли в подвал. Этот подвал служил своеобразным пересылочным пунктом. Уже из него несчастные жертвы мелкими группами отводились к месту расстрела с красноречивым названием Чертов Яр.
Название этого места страшным образом перекликается с другим всемирно известным названием — Бабий Яр, районом на киевской окраине, где фашисты казнили много тысяч евреев — стариков, женщин и детей.
В Чертовом Яру заранее (о, немецкая пунктуальность и предусмотрительность!) были вырыты огромные рвы, которые должны были стать братскими могилами. К исходу дня были расстреляны без малого 1000 человек, а среди них — и родные мне люди.
Как рассказывали очевидцы, при отправке людей на казнь самый маленький сын моего прадедушки Давыда Залмановича Рыскина — ему было три года — попытался убежать и спрятаться между жителями Монастырщины, безмолвно стоявшими поодаль. Однако один из полицаев, решив выслужиться перед своими хозяевами, растолкал людей, выхватил мальчика и что есть силы ударил его головой о землю.
Поскольку за короткое время извергам надо было умертвить такое большое число людей, то до проверки, не остался ли кто из расстрелянных жив, у них уже не доходили руки. В результате многие жертвы упали в ров живыми, получив лишь пулевые ранения. Тем не менее могилы засыпали землей, обрекая на мученическую смерть тех, кто еще дышал. В этом страшном месте земля еще не один день шевелилась и стонала. Заживо погребенные, собирая остатки сил, пытались вырваться из смертельных объятий мертвых тел и сырой земли. Они звали на помощь и молили Бога, чтобы сохранил им жизнь.
К сожалению, помощи прийти было неоткуда. Их землякам под страхом смерти запрещено было приближаться к Чертову Яру. И виселица с висящими на ней жертвами была каждодневным напоминанием. Несколько дней и ночей монастырщинцы не спали: стон с места расправы был слышен в каждом уголке поселка, все плакали.
Не менее жестокими были расправы над еврейскими гетто в близлежащих Татарске и Кадине. В Татарске казнили более тысячи женщин. Причем по окончании расстрела несчастных, еще подававших признаки жизни, и их маленьких детей добивали палками. Мужчин же на грузовиках отвезли в расположенный поблизости лес, где и расстреляли. По дороге в труднопроходимых болотистых местах под колеса автомашин заталкивали живых людей. Во время расстрела десятилетнего мальчика — двоюродного брата моего дедушки — фашистские изверги и их приспешники заставили играть на скрипке, дабы усладить их слух. Когда экзекуция была закончена, мальчика на морозе стали обливать водой, пока он заживо не замерз.
В общей сложности в Монастырщинском районе Смоленской области немцы зверски умертвили около трех тысяч евреев.
Некоторые сейчас считают, что Вторую мировую войну с ее неисчислимыми люд-скими потерями пора бы уже и забыть. Дескать, кто старое помянет, тому глаз вон… Но ведь у этой русской пословицы есть и продолжение: а кто старое забудет, тому оба глаза — вон!
Холокост не должен уйти в забвение. Он останется вечно кровоточащей раной человечества — как напоминание всем и каждому.