Работы на конкурс "Напиши письмо Неизвестному солдату"

Здравствуй, неизвестный солдат! Ты меня не знаешь: для начала я представлюсь. Зовут меня Сашей, и пишу я из Монастырщинского района Смоленской области. Совсем недавно я работал в архиве нашего местного военкомата и случайно наткнулся на один адрес. Немного о нем разузнав, выяснил, что это твой адрес.

Я очень надеюсь, что ты вернулся с войны целым и невредимым. В этом году годовщина, 70 лет со дня Великой Победы! И это полностью твоя заслуга! Я не могу подобрать слов, чтобы отблагодарить тебя за светлое будущее нашей страны.

Сейчас существует много произведений о войне, и получилось так, что я написал еще одно. Вышло это совершенно случайно, мне задали написать простое сочинение, а получился целый рассказ. И специально для тебя, прилагаю к этому письму свое произведение.

                                                        «Один из многих...»

Пока люди произносят твое имя, ты не умер.

Дэн Браун

Глава 1. «Война»

Светает. Солнце медленно озаряет лучами темный вековой лес. Вдалеке слышно тихое пение иволг... Гулкий ветер шевелит листву так, что шелест слышен на всю округу, тихонько перекликаясь с птичьим щебетом. Весна.

На дворе весна 1943 года... Война в самом разгаре, на фронте идут ожесточенные бои, все больше и больше русских солдат гибнет во имя Победы.

На окраине деревни, вдали от всех, стоит старая одинокая избушка. Забор уже почти повалился, немного покосилось крыльцо, только дым из трубы выдавал, что в ней кто-то живет. Это — дом Бородиных. Живут здесь они давно, еще со времен  Первой мировой, на которой и встретились. Тогда Авдотья, еще совсем молодая, работала в одном из госпиталей под Смоленском.

Как-то в январе 1918 к ним в госпиталь доставили тяжело раненного солдата. Он был весь в крови и уже без сознания. Медикаментов мало, врачей тоже, а жизнь солдатика висела на волоске. Несколько часов длилась операция, слишком много осколков было в ноге у парнишки.

—Спасли? — чуть слышно спросила Евдокия у хирурга, оперировавшего солдата.

—Ничего, жить будет. Такие не умирают!

С облегчением вздохнула медсестра и шепотом повторила:

—Жить будет.

Несколько дней солдат был без сознания, а если и приходил в себя, то бредил, постоянно повторяя:

— Патроны, неси патроны!

В таком состоянии он не контролировал себя, и его даже пришлось привязать к кровати, чтобы не шевелился.

День и ночь Авдотья дежурила у его койки. Он постоянно разговаривал в бреду, так она и узнала, что его звали Василием.

Прошли месяцы, Вася шел на поправку. Ему уже разрешили ходить. Медсестра ни на шаг от него не отходила. Она стала для него крепкой опорой... На всю жизнь...

Идет война, но им было все равно, и в конце февраля сыграли свадьбу. С этих пор солдатик и медсестра уже никогда не расставались друг с другом. Все кончилось, но боевая рана постоянно напоминала сильной болью в ноге о войне, о сослуживцах, о госпитале, о первом поцелуе... Непрекращающиеся ночные кошмары понемногу отпускали Васю. Сразу после войны Вася да Дуня перебрались жить в деревню Новосёлки Саратовской области. Не сразу, конечно, но жизнь вошла в мирное русло, Евдокия устроилась работать медсестрой, а Василий, получив инвалидность, стал слесарничать, потому что он не мог работать в колхозе на полях. Судьба трижды осчастливила их рождением детей.

Старший сын, Иван, сызмальства любил музыку, был очень одарен, сам научился играть на гитаре и гармошке. А как он пел! Этим он пошел в отца, когда Ваня пел, во всей округе умолкали птицы.

Еще когда Сережа учился в школе, сельский учитель отмечал в нем задатки великого математика. У Сережи с детства была мечта поступить в летное училище, повзрослев, он так и не смог оставить семью из-за болезни отца.

А Димка, младшенький, еще учился в школе и был весь в отца, такой же хозяйственный парнишка. У него были золотые руки, из чего угодно мог сделать полезную в хозяйстве вещь. Родители всегда гордились своими детьми и верили в их великое будущее.

Лето 1941 года. Началась война... Во всех военных округах объявили срочную мобилизацию мужского населения. Родители понимали, что не смогут уберечь мальчиков от этой ужасной войны. Василий Иванович и сам бы пошел на фронт, если бы не старое ранение.

Прошла неделя после объявления мобилизации, и через несколько дней ребят должны забрать на фронт. Все это время они были сами не свои, во всем помогали родителям, даже в мелочах. В один летний вечер, когда все собрались за ужином, Авдотья не выдержала и разрыдалась. Всхлипывая, она пыталась говорить:

- Сынки... Миленькие.

- Матушка! Отец! Мы должны.

- Не могу я отсиживаться здесь! Не могу! Матушка! Не могу! Стыдно.

—Нет! Не пущу! Не пущу! Вы слышите, не пущу! Вас там убьют! — заливаясь слезами, кричала старушка - мать.

Не смогли остаться в стороне Сергей и Димка.

— Матушка, любимая! Не плачь, пойми, совестно мне жить и знать, что там, на фронте погибают наши солдаты, а я здесь, в деревне! Сижу на домашних харчах! - сквозь слезы говорил Сережа.

Мать рыдала. Василий Иванович успокаивал жену, но ничего не мог возразить сыновьям... Ведь сам так уходил на войну. Нависла глухая тишина, и только редкие всхлипы матери нарушали ее.

—Дмитрушка! Миленький! Хоть ты останься... Ты совсем еще юнец, рано тебе на войну, — все больше рыдая, с болью в сердце говорила Авдотья Никитична, — рано тебе идти на верную погибель! Рано!

—Обещаю! Я вернусь! Вернусь живым! Вернусь с победой! Я вовек не прощу себе, если останусь. Вовек...

Глава 2. «Прощание»

Над деревней нависли тяжелые свинцовые тучи... Чуть накрапывает дождь. Стих лес, замолкли птицы, — все было поглощено гробовой тишиной.

Серое, ничем не приметное, здание вокзала делалось мокрым от дождя, от этого еще сильнее давило своим видом на людей... Дикий металлический лязг и скрежет колес доносился издалека. На всех порах мчался к вокзалу злосчастный поезд, который отвезет ребят на войну...

На перроне собрались толпы провожающих. Повсюду слышен женский плачь, эхом отдающийся по округе. Сердце разрывается от такого... Здесь у всех общее горе: кто-то провожает мужа, кто-то отца, кто-то сына... Бойцы крепче обнимают матерей, сестер, жен и дочерей... Каждый знает, что может не вернуться в родимые края.

Пыхтя, подъехал поезд. На весь вокзал прогремел гудок.

На краю перрона стоят мать и отец, обнимая сыновей... Стук колес, как нож по родительскому сердцу. На лицах всех невольно выступают слезы. Иван, Сергей и Димка все сильнее и сильнее обнимают мать с отцом, не желая их отпускать никогда. «Никогда...» — отдавалось эхом по вокзалу.

Раздался свисток и громкий приказ командира:

—По вагонам!

Сердце Авдотьи Никитичны пронзила резкая боль, слезы хлынули из глаз еще сильнее, оставляя мокрые следы на гимнастерках сыновей. Она прижимала к себе мальчишек, как только могла...

—По вагонам! Поезд отъезжает! — снова прозвучал грубый голос командира.

Для Димки эти несколько минут длились вечность... Сережа крепче обнимал отца, а Ваня утирал с материнских щек слезы... Ваня постоянно повторял:

—Мы вернемся! Мы вернемся! Матушка, ты и моргнуть не успеешь, как мы будем дома. С Победой!

Дождь усиливался, дул гулкий ветер, сама природа противилась этому. Сквозь свинцовые тучи пробился единственный луч света, попал он прямо Сереже в глаза...

Поезд тронулся, застучали колеса о холодный металл рельсов. Авдотья Никитична сколько могла бежала вслед за ним, громко крича вдогонку:

- Вы обещали вернуться! Обещали! Живыми!

Эхом отдавалось:

- Мы вернемся! 

Глава 3. «Похоронка»

Долго тогда еще Василий Иванович и Авдотья Никитична простояли на перроне в надежде, что их дети вернутся...

...Прошло уже долгих полтора года, как мальчишки ушли на фронт. На дворе уже декабрь 1943. Каждый месяц Авдотья Никитична получала весточки от своих ребят. Она каждый день с надеждой ждала Прасковью, почтальонку.

Ваня попал в пехоту, и сейчас был где-то под Москвой. «Там сейчас идут ожесточенные бои», — с тоской думала мать. Он писал, что у него все хорошо, воюет «потихоньку». Но это никак не успокаивало старушку, а заставляло волноваться.

Димка попал в танковые войска, а где он родители и вовсе не знали, засекречено все. У Сережи сбылась давняя мечта, он попал в 18 гвардейский авиаполк 303-й авиадивизии 1 воздушной армии. И сейчас их полк базировался где-то под Смоленском. Братья верили в скорую победу и мечтали вернуться в родимый дом к матери с отцом.

В этот год грянула суровая зима. Дороги сильно замело, и письма стали приходить реже. Евдокия Никитична и Василий Иванович места себе не находили, переживая, что нет весточек уже второй месяц...

Шли минуты, часы, дни, недели... Суровая пурга, словно, несла беду. Снег шел уже неделю, все больше заметая деревню. Василий Иванович ушел в дровник за поленьями, а Авдотья все сидела у окна за старым дубовым столом и ждала письмо...

- Авдотьюшка, миленькая, не изводи себя, все у них хорошо. Ты что сама не видишь? Снег такой уже неделю валит. Дороги все, небось, замело, ни пройти, ни проехать. Вот и нет того письма, потому и нет почты-то.

- Ох, Васенька, тревожно у меня на душе, чувствует сердце материнское, что случилось что-то. Тревожно мне, тревожно...

- Поди лучше поешь, а если что придет, то Прасковья обязательно нам сообщит. Не знаешь, что ль?

Сквозь непролазные сугробы, тихо пробираясь через снег шла почтальонка. Чуть только её увидав, выскочили они на улицу, к калитке. Прасковья держала желтый клочок бумаги — это была похоронка...

Лица стариков вмиг переменились, на них был ужас. Авдотья развернула бумажку, рыдая и, не веря своим глазам, читала:

«Извещение

Ваш сын Иван Васильевич Бородин

уроженец Саратовской обл.,

находясь на фронте, погиб...»

«Погиб...Ваш сын погиб... Погиб на фронте...»,— эти слова эхом раздавались по двору. Ноги Авдотьи Никитичны подкосились, она начала падать. Василий Иванович успел ее подхватить. Рыдая, они оба упали на колени.

- Господи! За что!? За что!? Почему он, а не я!? Почему!? — обратившись к небу, кричала сквозь слезы бедная мать.

Иван Иванович держал в руках похоронку, его слезы тихо окропили ее.

- Он погиб, — шепотом проговаривал старик.

Сделалось Евдокии Никитичне совсем плохо, слаба стала, а потом и вовсе слегла. Лишь одно поддерживало в ней жизнь — мысль, что Сережку с Димкой миновала смерть.

Тревожно было на сердце у родителей. Ни от Димы, ни от Сережи не было ни одной весточки. Ужасно, когда ничего неизвестно. Какая же сильная боль таится в родительском сердце, такому нет равных. Матушке было хуже, она постоянно переживала за сыновей. Василий Иванович даже ходил за доктором. Совсем его жена сдалась...

Буквально через неделю пришло новое письмо от Сережки. «Родители, у меня все хорошо, немцы нас боятся и начинают отступать», — писал сынок. От этого письма Авдотья Никитична стала понемножку поправляться. А от Димки так и не было ни единой весточки.

Как-то раз к ним заглянула Прасковья. Вела она себя странно, долго разговаривала с Авдотьей, та всё расспрашивала её о письмах, нет ли чего-нибудь от сыновей. Тут девушка не выдержала и зарыдала.

Еще одна похоронка, их сын погиб в бою, похоронен под Одессой. Сердца родителей разрывались на куски.

«Погиб Героем! Героем! Пожертвовал собой ради своих солдат! За это ему посмертно присуждается звания Героя Советского Союза. Выражаем глубочайшие соболезнования вашей утрате. Восполнить ее невозможно. Но знайте, он спас миллионы людских жизней...» — это было написано на обратной стороне похоронки.

—Вася! Димки больше нет. Погиб...

Глаза отца наполнились кровавыми слезами.

— Проклятая война!

Глава 4. «Молитва»

После смерти Димы прошло уже несколько месяцев. Авдотья Никитична все эти месяцы провела в молитвах... Каждый день она проклинала войну и тех, кто ее начал!

Глубокая ночь, за окном свирепствует ветер, лишь только огонек нервно дрожит в лампаде близ образа Христа.

«Господь мой, я прихожу к тебе со смиреной молитвой за своего сына Сережу. Господи  Спаси и Сохрани его. Прошу тебя сохрани... Огради его от бед и злых помыслов на него. Дай ему силы преодолевать трудности. Я знаю. Отец наш Небесный, что Ты услышишь мою молитву. Ты - крепость и защита наша, Ты - Отец наш Небесный. Слава и хвала тебе, Господи! Во имя Иисуса Христа. Аминь.

Господи, он последнее, что у меня осталось в этой жизни. Только ради него я живу на этом свете! Ради него! Не забирай его у меня. Молю, Отец наш Небесный!

Молю!

Молю!

Молю!

Ты уже забрал у меня двоих сыновей, ведь они даже толком не пожили... Я знаю, они выполнили свое предназначение... Ты взял их к себе не просто так. Я знаю...

Молю тебя, сохрани третьего сынишку. Прошу.

Я грешна, но не должны мои дети расплачиваться за мои грехи. Они совсем молодые... Забери меня, а жизнь Сережи сохрани... Господи. Забери меня! Я готова отдать свою жизнь ради него.

Спаси и Сохрани. Аминь.»

Шли часы, а Авдотья Никитична все повторяла и повторяла: —Спаси и Сохрани. —Спаси и Сохрани. —Спаси и Сохрани. —Молю...

Глава 5. «Солдат»

Василий Иванович уже с месяц как подговорил Прасковью, чтобы все письма она сначала отдавала ему. Авдотье Никитичне было все хуже и хуже, только надежда, что Сережа жив, не давала ей сдаться, а плохая весточка с фронта могла ее убить.

Обычный весенний денёк, казалось бы, ничего не предвещало беды. По четвергам Прасковья разносила почту по деревне. Василий Иванович отправился за водой к старому колодцу на краю деревни. Наверное, с полчаса почтальонша стояла, нервно перебирая соломинку в руках и переминаясь с ноги на ногу, в ожидании старика.

Сразу стало ясно, что-то случилось. Не поздоровавшись, Василий Иванович сразу же спросил:

—Что с ним случилось? —Про... Про...,— заикаясь, отвечала Прасковья, — пропал безвести...

Железные ведра с жестяным грохотом рухнули на землю, ударившись о камни. Василий Иванович немного осел, но сумел сохранить равновесие. Эта новость очень сильно потрясла его. Дрожащим голосом Василий Иванович произнес:

—Никто не должен знать! Слышишь!? Тем более Авдотья, она не переживет этого.

—Поняла, я все поняла...

...Кубань. В воздухе витает резкий запах керосина, только вчера здесь был воздушный бой. Немецкое наступление было отбито, постарались наши летчики.

На часах пять утра, совсем еще рано, весь аэродром еще спал, только часовые стояли на своих постах. Вдоль взлетной полосы в ряд стоят самолеты ЯК-3 и ЯК-9Т. В кабине одного из них сидел парнишка с листком в руках. Одет он был в уже поизносившуюся лётную форму и выглядел совсем не на свой возраст: глубокие морщины под глазами, усталый вид, когда-то насыщенно черные волосы были почти полностью седыми, на вид ему было лет 50. Проклятая война сотворила с ним такое. Сколько боли, сколько горя, сколько смертей повидал «молодой» солдат!? Но, несмотря на всё, он не сломался, не бросил своих боевых братьев. Ему было за что воевать...

Дрожащей от волнения рукой летчик выводил на пожелтевшей бумаге слова:

«Родные мои, это письмо пишу вам с далёкого Кавказа, точно сказать, увы, не могу. У нас сейчас утро. Густой туман даже не думает рассеиваться, дальше вытянутой руки совсем ничего не видно. Из-за горизонта ещё доносятся отголоски стрельбы, хотя я к этому уже привык, война же. Среди этого шума я заучился различать тоненькие голоски пташек. Матушка, если бы ты слышала, как здесь поют соловьи!

Мама, только недавно я получил все твои письма, потому что были проблемы с почтой, так приятно было получить весточки с далёкой родной стороны, на душе сразу стало так легко и спокойно.

Любимые мои, как вы поживаете? Здоровы? Как дела в деревне? Дня не проходит, чтобы я не думал о вас. Слышал о смерти Вани и Димки, эта новость для меня была хуже немецкой пули. Несколько дней я не мог подняться в воздух, как только садился в самолет, перед глазами возникали Они... У меня тряслись руки, и слёзы сами лились из глаз. Зато теперь я точно знаю, за что должен воевать! Я сделаю так, что их смерть не будет напрасна. Не могу смириться, что со мной все хорошо, а они погибли. Лучше бы меня сбили...

Родители, за меня не переживайте, я не пропаду. Сейчас мы держим оборону, а немцы с каждым днём немного да отступают. Бывает по 70 самолётов выходит в бой. Меня уже не раз пытались сбить, куда только не попадали: в бензобак, хвост, даже в винт попадали... А я снова и снова возвращался в строй, наверное, Господь хранит меня.

Представляете, меня даже ребята прозвали «Чёрным ястребом». За время службы на моем счету уже 35 фашистских самолетов. Мамочка, помни, я сбиваю не людей, я сбиваю фашистов!

Уже скоро подъем, и мне уже пора идти. Ждите меня с Победой! Крепко целую вас, скоро вернусь...

Ваш Сережа»

Эпилог

Тысячи тысяч солдат ушли на войну, и столько же впало в неизвестность... Нет ни одной семьи, которой не коснулась эта жестокая война. Прошел год. С фронта — лишь молчание.

Не проходило дня, чтобы Евдокия Никитична не сходила в церковь, моля о спасении Сережи...

Для родителей не существует страшнее горя, чем смерть ребенка. Сережа пропал без вести в 1943 году. Пропал... Лишь одно это слово дало Бородиным последний луч Надежды.

...1945! Победа!

«Все та же старая избушка, все тот же лес вдали»,— думал он, стоя на пороге. Старый, совсем седой, в потрепанной форме человек стоял на пороге осевшей хаты. На груди сверкали, переливаясь, медали и ордена. Теплое июньское солнце снова светило ему прямо в глаза. Он, трижды стукнув по дубовой двери, ждал... Ждал ответа...

ОН ВЕРНУЛСЯ...

Вот и подошел конец истории, рассказанной мной. Очень надеюсь, что тебе она понравилась, ведь я ее писал от чистого сердца. Получилось так, что я пронёс всю боль войны через своё сердце...

Было бы очень здорово нам с тобой встретиться и поговорить уже лично, на бумаге можно изложить лишь самую малость. И я с нетерпением жду твоего ответа и возможно встречи.

С глубоким уважением,

ученик 11 класса Сидоренков Александр.